Писатели-фронтовики,
к сожалению, для нас, уходящий в небо клин журавлей, как написал Расул
Гамзатов. Их все меньше, тех истинных патриотов страны, чье слово опиралось на
реальные события, собственный прожитый опыт, опыт защитника Отечества.
Страницы
книг о войне - это не только сражения и потери, победы и герои, но и взгляд
изнутри: из самого кровавого пекла, из окопа и землянки, из ликующего безумия
атаки. Иногда это последний страшный взгляд из-за колючей проволоки.
Понять
все это нам помогают книги наших писателей-фронтовиков. Они оставили нам
великий памятник Победы. И вся эта литература имеет монолитный фундамент
правды.
Огромный
всплеск художественной военной литературы произошел в послевоенные годы. И тема
войны не отпускала своих авторов, прошедших с винтовкой долгих четыре года, практически
всю жизнь.
К
сожалению не все произведения попали к своим читателям в свое время. Многое мы
смогли прочесть только в конце XX века. Один из
авторов таких произведений стал Константин Воробьев.
Константин Дмитриевич Воробьев
родился 24
сентября 1919 года в Курской области в многодетной
крестьянской семье. От матери Воробьев унаследовал резкий, беспокойный, не
терпящий несправедливости характер. Детство Воробьева, несмотря на большую
семью, было одиноким и не слишком радостным. После школы и курсов киномехаников
вернулся в село и через несколько месяцев устроился в районную газету
селькором. Некоторое время работал там же литературным инструктором, но совсем
скоро был уволен за «преклонение перед царской армией», так как был увлечен историей
Отечественной войны 1812 года. После этого ему пришлось уехать к сестре в
Москву, где он заканчивал вечернюю школу и смог найти работу в фабричной газете
ответственным секретарем
В 1938 году ушел на службу в армию, после которой работал в
редакции военной газеты и уже там в 1940 году получил направление на учебу в
военное училище Верховного Совета РСФСР.
В
октябре 1941 года Константин Воробьев в числе курсантов трех батальонов
(примерно 1600 человек) стал участником трагических и героических событий,
которые он описал в повести «Убиты под Москвой».
Реальные события были намного
драматичнее описанного в повести. Прорехи в обороне Москвы закрывали всеми, кто
мог держать оружие в руках. В бой пошли курсанты военных училищ,
москвичи-добровольцы влились в дивизии народного ополчения. Плохо вооруженные,
немногочисленные силы должны были сдержать армаду рвавшихся в бой фашистских танков,
которые только что раздавили сотни тысяч советских солдат и офицеров. Отголоски
тех событий в несколько измененном, но не менее страшном варианте, можно
увидеть в фильме Никиты Михалкова «Утомленные солнцем: предстояние».
Командование Вермахта не сомневалось
в быстрой победе и только немного укрепило свои войска свежими силами. Для
Красной Армии важно было подтянуть новые силы из дальних регионов СССР. Для
этого требовалось время.
6 октября курсанты в составе полка
Московского командного училища были подняты по тревоге. После 36-часового
марш-броска под проливным дождем они преодолели расстояние в 85 километров и
заняли оборону вдоль берега реки Лама в Волоколамском районе.
«Учебная рота
кремлевских курсантов шла на фронт… Натужно воя, невысоко и кучно над колонной то и дело появлялись «юнкерсы». Тогда рота согласно приникала к раздетой ноябрем земле, и все падали лицом вниз, но все же кто-то непременно видел, что смерть пролетела мимо, и извещалось об этом каждый раз по-мальчишески звонко и почти радостно».
К. Воробьев «Убиты под Москвой»
(Письмо участника сражения).
«Все повторялось с прежней расчетливой методичностью, огневой вал медленно катился ко рву. "Как только подойдет к улице, так мы... Я первым или последним? Наверно, надо первым... это ж все равно что при атаке... А может, последним? Как при временном отступлении?.. " Алексей загодя набрал в легкие воздух, и, когда разрывы взметнулись на улице и сердце подпрыгнуло к горлу и затрепыхалось там, он снова не своим голосом, но уже до конца скомандовал взводу поодиночный побег из смерти... Он бежал последним по ходу сообщения к церкви и все время видел два полукруга желтых, до блеска сточенных гвоздей на каблуках чьих-то сапог - они будто совсем не касались земли и взлетали выше зада бегущего. Он так и не понял, когда курсанты успели закурить и присесть на корточки за церковью. И не узнал, кто бежал впереди. И не догадался, что это не икота, а загнанный куда-то в глубь живота ненужный слезный крик мешает ему что-нибудь сказать курсантам...»
К. Воробьев «Убиты под Москвой».
Из оперативной сводки штаба Западного фронта на 27 октября
1941 года: «Курсантский полк вел бой с
батальоном противника, наступавшим с направления Гарутино и удерживает прежний
рубеж»
«316 сд — противник с утра при поддержке танков,
авиации, артиллерийского и минометного огня перешел в наступление и к 10.30
овладел Алферьево… К исходу дня дивизия восстановила положение в районе
Алферьево».
«Наконец для тех, кто был жив, наступила минута тягостного провала в глубину
времени, свободного от воя и грохота бомб, но заполненного напряженным
ожиданием окончательного взрыва земли: бомбы не рвались, а самолеты продолжали
кружить над лесом, и облегченно-ровный их рокот постепенно увязал и растворялся
в другом - накатно-тяжком, медлительном и
густом. Под это водопадное слияние звуков мало кто заметил, с какого направления
вошли в лес танки и пехота противника...»
«По-прежнему
избегая глядеть на догорающие скирды, он отрыл бутылку с бензином, СВТ,
рюминский пистолет и подолом шинели протер оружие. Винтовки он повесил на плечи - по две на
каждом, пистолет спрятал в карман брюк, а бутылку взял в руки. Не глядя в сторону
скирдов, он пошел от могилы по опушке
леса, постепенно забирая вправо, на северо-восток.
Было тихо и сумрачно. Далеко
впереди беззвучно и медленно в небо тянулись от земли огненные трассы и Алексей
шел к ним. Он ни о чем отчетливо не думал, потому что им владело одновременно несколько
чувств, одинаково равных по силе, -оторопелое удивление перед тем, чему он был
свидетелем в эти пять дней, и тайная радость оттого, что остался жив; желание
как можно скорее увидеть своих и безотчетная боязнь этой встречи; горе, голод, усталость и ребяческая обида на то,
что никто не видел, как он сжег танк...
Подавленный всем этим, он шел и
то и дело всхлипывающе шептал:
- Стерва... Худая...
Так было легче идти.»
К.Воробьев «Убиты под Москвой».
Курсантам удалось удержать силы
противника. Два месяца непримиримых, неравных боев не сломили боевого духа
курсантов. За два месяца они трижды попадали в окружение, но ни разу не
отступили без приказа, даже когда приказ запаздывал. Для армии Вермахта эти
события стали роковыми.
Из документальной справки: «В
ходе активных оборонительных боев под Москвой кремлевские курсанты уничтожили
более 800 и захватили в плен около 500 немецких солдат и офицеров. Уничтожены 3
артиллерийские и 8 минометных батарей, один самолет, 20 танков и 7 бронемашин.
Захвачено 8 пушек, 12 минометов и 20 грузовых машин. За мужество и отвагу 53
курсанта и 30 офицеров были награждены орденами и медалями.
За
время боев потери полка составили 811 человек. На полях брани в Подмосковье
остался каждый второй курсант...»
В
подполье была написана повесть «Это мы, Господи!» о пережитом в плену.
В
современных публикациях этой повести можно встретить такие слова : «Повесть
была написана, когда группа партизан, сформированная из бывших военнопленных,
вынуждена была временно уйти в подполье. Ровно 30 дней в доме №8 на ул. Глуосню
в литовском городе Шяуляй писал Константин Воробьев о том, что довелось ему
пережить в фашистском плену. Писал неистово, торопясь, зная, что смертельной
опасность рядом и надо успеть».
Горькая
правда, описанная в повести не совсем соотносилась с реалиями 1946 года, когда
писатель предложил ее журналу «Новый мир». Впоследствии повесть в личном архиве
сохранилась не полностью, но в 1986 году была найдена в архиве журнала и была
опубликована уже в журнале «Наш современник».
Сам
писатель отмечал: «Повесть эта не только явление
литературы, она — явление силы человеческого духа, потому как... писалась как
исполнение священного долга солдата, бойца, обязанного рассказать о том, что
знает, что вынес из кошмара плена...»
«Он долго и трудно шел в литературу, его рукописи
громили московские рецензенты... громили беспощадно, изничтожающе... за
"искажение положительного образа", за "пацифизм", за
"дегероизацию"... В особенности досталось за "окопную
правду", за "натуралистическое" изображение войны и за искажение
"образа советского воина"...», – писал писатель-фронтовик Виктор
Астафьев.
После войны Воробьев переехал в Вильнюс, сменил
множество рядовых профессий. С 1952 по 1956 работал в редакции ежедневной
газеты «Советская Литва». Написал более 30 рассказов и очерков, 10 повестей.
Многие произведения или совсем не печатались, или с большими сокращениями.
Многие произведения увидели свет уже после смерти писателя.
«Воробьев
написал две прямодушные повести о подмосковных боях — «Крик» и «Убиты под
Москвой». В них мы найдем, при всем скоплении случайностей и неразберихи любого
боя, и нашу полную растерянность 41-го года; и эту немецкую легкость, как, при
лихо закатанных по локоть рукавах, секли превосходными автоматами от живота по
красноармейцам; и тупость неподготовленных командиров; и малодушие тех
политруков, кто спешил свинтить шпалы с петлиц и порвать свой документ; и
засады за нашей спиной откормленных заградотрядчиков — уже тогда, бить по своим
отступающим; и еще, еще не все поместилось тут — и об этом тоже целые поколения
не узнают правды?? — Повесть «Убиты под Москвой» безуспешно прошла несколько
журналов и была напечатана в начале 63-го в «Новом мире» личным решением
Твардовского. И концентрация такой уже 20 лет скрываемой правды вызвала бешеную
атаку советской казенной критики — как у нас умели, на уничтожение. Имя Воробьева
было затоптано — еще вперед на 12 лет, уже до его смерти. Он жил эти годы со
«вторым ножом в спине», в состоянии безысходности», - с горечью писал А. Солженицын.
Умер К.Д. Воробьев в 1975 году в Вильнюсе. В
последствии его прах был перевезен на воинское кладбище в Курской области.
Наталия ТАРАКАНОВА,
главный библиотекарь отдела обслуживания
Комментариев нет:
Отправить комментарий